Палец на спуске - Страница 52


К оглавлению

52

Он говорил о смысле эпохи, о демократических традициях и величии народа. Говорил от всей души о таких вещах, о которых его слушатели (даже учитель Ержабек) не смогли бы рассуждать. Потом он перешел к освещению регрессивного влияния последних двадцати лет на все те прекрасные особенности чешского человека, о которых перед этим шла речь. Он умышленно несколько раз повторил слово «регрессивный», будучи уверенным, что большинство присутствующих не понимает его значения. Поэтому придется его разъяснить. Когда же значение иностранного слова разъясняется, всегда остается оттенок научной объективности, то есть как раз то, чего и добивался пан Беранек. Это впечатление останется и тогда, когда он начнет приводить конкретные примеры.

Он говорил о том, что могли бы сделать, но не сделали. Делал сравнения с другими странами, бывшими когда-то отсталыми, а теперь идущими впереди. Он говорил о том, что нет такой жизненной проблемы, которая за двадцать лет была бы решена. Говорил о долге перед народом восстановить справедливость. И все это взволнованным голосом заботливого главы семейства, от всей души, словами, которыми никто из присутствующих не смог бы так свободно оперировать.

Потом он спустился на землю деревни Бржезаны. Присутствующих поразило его знание некоторых местных проблем (о них он час назад узнал от Алоиса Машина). Всех взволновало его заявление о том, что вчера он присутствовал в студии во время разговора с Якубом Пешеком перед выступлением того по радио. Восхитила блестящая оценка этого выступления — без острых выражений и грубых намеков. Говорил лишь о двусмысленных словах, о догматизме, о нежелании бывшей знати отказаться от своих давно уже утерянных позиций, До этого момента он обращался ко всем от чистого сердца.

А потом пан Беранек заявил:

— Вы не сердитесь, господа, но я слышал, будто у вас был случай, когда у человека забрали ружье только за то, что он не хотел вступать в кооператив. Кроме того, я слышал, и этому абсолютно не хочется верить, что это ружье забрал именно тот самый Якуб Пешек, которого все мы знаем и который до сего дня тайком хранит дома не какой-нибудь замызганный дробовик, а военную винтовку. Это действительно правда, что я говорю?

Поворот в стиле, и содержании речи был хорошо рассчитан. Теперь надо было заставить слушателей немного устыдиться того, что они по-рабски терпели свою забитость. Устыдиться, чтобы почувствовать неодолимое стремление исправить это положение.

Правда, к этому моменту остались только шестеро слушателей, настроенных в желаемом для пана Беранека ключе. У седьмого мысли в голове пошли в другом направлении. Этим седьмым был Ванек. Шесть человек теперь начали думать о том, что подобных вещей они больше не потерпят. Они не стали бить себя в грудь, восклицая: «Что же мы натворили?» Нет, свойство человеческого характера состоит в том, что человек не переносит чувства собственной вины и в любом случае начинает лихорадочно искать главного виновника на стороне. «Действительно, в чем мы виноваты? Только в том, что в собственном гнезде вырастили кукушку, пригрели змею на своей груди. Прохлопали мы. Поэтому необходимо отомстить и свести счеты».

Кулаки грохнули по столу. Пан Беранек ковал теперь железо, пока оно горячо.

— Свести счеты? Разве мы не среди своих?

Решение уже витало в воздухе. Его высказал Франта Ламач:

— Пошли к Якубу! Винтовку он обязан сдать!

Шестеро мужчин вскочили со своих мест, позабыв расплатиться.

Встал и седьмой, заведующий почтой Ванек, и извиняющимся тоном сказал, что ему нужно возвращаться на почту, потому что телеграф не ждет, а почта — это душа жизни общества. В его голове не прекращалась путаница.

По дороге на почту Ванек почувствовал, как им овладевает страх. Такое чувство обычно появляется тогда, когда спадает пелена с глаз и вещи предстают в ином свете. Этот страх вызывает стремление к действию.

Ванек начал думать по-другому уже в тот момент, когда остальные сжимали кулаки. Но случилось это не потому, что смысл речи Беранека противоречил его убеждениям, а вследствие того, что Ванек, будучи режиссером местной художественной самодеятельности, отлично разбирался в подлинном значении основных действующих лиц в любом спектакле, А главным-то образом потому, что Ванек по своему характеру был похож не на ягненка, а на быка и не нуждался в поводыре, который указывал бы, куда ему следует, а куда не следует идти.

Он начал задумываться уже тогда, когда узнал о прибытии из областного центра какого-то деятеля, который поможет им тут разобраться. Но тогда он просто задумался, не понимая, что это ему не нравится. Видимо, и сейчас он еще не до конца это понял, но мысли его шли в таком направлении: мы здесь в деревне всегда охотно ведем всякие разговоры, в том числе о конфискованном и укрываемом ружье. Но все это происходит обычно в своем кругу, и за такими разговорами люди попивают пиво. Если иногда и звучат резкие слова, то все равно дальше брошенного в соседские окна камня дело не идет.

Что все-таки на уме у этого чужестранца? Когда смысл этого вопроса дошел до сознания почтмейстера Ванека, он понял причину своего беспокойства — оно исходило от слова «чужестранец».

Удивительная карусель! Ведь всем известно, что у Якуба винтовка хранится еще с 1920 года и до настоящего времени, хотя после 1945 года он ни разу из нее не выстрелил. Несмотря на то что иногда по его адресу раздавались ругательства: «Пусть он издохнет или подавится!», а иной раз ему были готовы выцарапать глаза, никому не приходило в голову выдать его властям. Такого не было даже в годы гитлеровского «протектората»!

52