Он помахал рукой около козырька кепки и ушел.
— Грубиян! Получишь, видите ли, трепку!
И цветы вокруг Якуба стали словно позванивать, а вода, которая тихо, без бульканья собиралась в запруде, начала отсчитывать время.
Через несколько минут Якуб пособирал своих форелей, среди которых были и те три, которых он сам посадил сюда в позапрошлом году.
Уже десять минут Ярослав сидел между холодильником и столом, молча глядя на газовую плиту. Мария, опершись о шкафчик для сушки посуды, казалось, наблюдала за Ярославом. Но ее взгляд, обращенный на безразличное, застывшее лицо мужа, проникал куда-то дальше, гораздо дальше этого знакомого лица. В той дали в теплых тонах рисовалось нечто такое, что в последние годы было почти забыто. Это был склон холма напротив окон родного домика, это были простые и в то же время такие милые лица соседей, а может, это была связка лука, висящая на балке у двери. Марии вдруг стали бесконечно дороги эти полузабывшиеся образы. Они помогали ей обрести уверенность.
Ярослав поднял взгляд от плиты на Марию, пробежал по ее бедрам и плечам и остановился на глазах. Ему казалось, что она думает о том же. Но слова были еще далеко. Они приближались и уже были готовы сорваться с языка, но прежде, чем они прозвучали, в прихожей снова зазвонил телефон, да так громко, что они даже испугались.
Мария подошла к телефону первой. Ярослав шел за ней. Алоис только приоткрыл дверь комнаты, махнул, словно оправдываясь, рукой и снова исчез.
Мария спокойно стояла у аппарата и в необычной для себя манере только тихо поддакивала и кивала головой. На ее губах играла усмешка. Затем она без единого слова положила трубку и рассмеялась. Ярослав слышал такой смех всего лишь несколько раз за все те почти двадцать лет, что они живут вместе.
Затем они опять так же расположились на кухне, как и перед телефонным звонком: Ярослав между столом и холодильником, а Мария — около сушильного шкафа.
— У меня тоже есть свои заботливые друзья… — Только теперь это была совсем другая улыбка. — Звонил заместитель директора школы…
О чем он говорил, нетрудно было догадаться. Ярослав вдруг с мучительной болью подумал о том, что надо оградить Марию от оскорблений.
Как договорить все те начатые предложения и недосказанные слова? Чувство стыда закрывало им обоим рот.
Вацлав хотел ехать сразу после того, как послал телеграмму. У него было такое чувство, словно он должен отца от кого-то защищать, охранять. Потом, однако, он просидел дома целый час в кресле перед погасшим экраном телевизора (Милена еще не вернулась из города от врача). Он был как тот глупый черт из сказки, которого хитрый портной липкой лентой приклеил к стулу. Слыша голос отца, Вацлав сразу пришел к выводу, что надо что-то сделать. Когда отец кончил говорить, он решил, что поедет к нему в Бржезаны. Вацлав не безрассудный человек, но за двадцать лет службы в армии он понял, что в жизни бывают случаи, когда действие, пусть даже несовершенное, лучше, чем пустое и долгое раздумье.
Дома Вацлав смекнул, что при выступлении отца должен был присутствовать и Ярослав. И как это ему раньше не пришло в голову? Желание немедленно навестить отца сразу же пропало. Представление о том, что разъяренные группы людей будут осаждать отца и возникнет необходимость защищать его собственной грудью, было, конечно, наивным и смешным. Он размышлял о том, кому и какую пользу принесло выступление отца. Чему оно способствовало? Одновременно Вацлав спрашивал себя, что делать дальше. Поставить перед домом отца вооруженную охрану? Написать на избе: «Прикасаться запрещено»?
Ведь все это уходит куда-то в совершенно другую сторону, вот что самое ужасное. А Ярослав должен был присутствовать при этом!
Наконец Вацлав встал и набрал номер Ярослава.
В эти минуты Ярослав и Мария все еще находились на кухне. Внутренне оба содрогались, хотя слова пока что между ними проскакивали только самые обычные. Это приносило некоторое облегчение, но отдаляло серьезный разговор. Обоим хотелось говорить о старом Якубе. Однако они чувствовали, что все слова будут напрасными до тех пор, пока они не поймут, что, собственно, происходит. Тем не менее минута, когда все окольные пути будут отрезаны, а Ярослав и Мария смогут приблизиться к правде, была уже близка.
Телефон в прихожей зазвонил в третий раз. Они только покрутили головами. Трубку взял проворный Алоис.
— Кто звонит? А, здравствуй, Вацлавичек! Как ты там поживаешь?.. Конечно, здесь, оба попрятались куда-то, как мышата…
Мария Машинова вырвала у него трубку, Алоис заюлил, не зная, как оправдать свое любопытство, и скрылся в комнате.
Вацлав, конечно, не ожидал, что в квартире Ярослава ему ответит Алоис Машин. На какое-то время он растерялся, не зная, что сказать, и, видимо, поэтому неожиданно решил:
— Через полчаса я буду у вас.
Мария не спрашивала зачем. Все было и так ясно.
В кухне Ярослав спросил:
— Не пойти ли нам в комнату, пока отец не хватил лишнего?
— Если захочет, все равно напьется, — задумчиво ответила Мария. — И он напьется, потому что пьет за чужой счет. — Думала же она, однако, о другом.
Ярослав молчал.
Спустя минуту Мария продолжала:
— Твой отец ничего не понимает.
— Почему ты так думаешь?
— Он ведет себя так, будто выиграл миллион.
Ярослав улыбнулся. Он снова увидел вечно испуганные глаза отца и почувствовал его судорожную бодрость, которой старый Алоис всегда прикрывается.
— Боюсь, что он понимает больше, чем ты думаешь. Даже, может, больше, чем мы оба вместе. Или, по крайней мере, больше, чем я!