Палец на спуске - Страница 59


К оглавлению

59

Между тем иностранный истребитель не только не изменил маршрута, но и не повысил скорости.

В доме Якуба три окна: одно — в «салон» с супружеской кроватью, которая вот уже многие годы расстилается лишь для проветривания, другое — на кухню, где Якуб, как знает читатель, спросил пана Беранека, что ему нужно, и третье — в комнату, в которой старый Пешек спит и хранит необходимые вещи.

Именно за этим последим окном, волнуясь, топчется Пепик Шпичка (молодой Вондра и вахмистр Шмид в это время внимательно прислушиваются к разговору на кухне) и сжимает кулаки, стараясь взять себя в руки, чтобы не схватить стоящую у цветочной тумбочки грибную палку Якуба и не наброситься с нею на этого негодяя Ламача. Что, собственно, еще нужно этому болвану: на заготовке кормов он зарабатывает по три с половиной тысячи крон, купил новую легковую машину, имеет десять овец с бараном, что дает дополнительный годовой доход в двенадцать тысяч… Дом — как игрушка, добрая жена…

Шпичка задумался и даже не заметил, как подошел очень близко к выцветшей оконной занавеске.

У Франты Ламача в течение последнего часа тоже не выходят из головы несколько назойливых мыслей: «Мой американский флаг означает свободу, мой дом — пустяки, Якуб — большевистская крыса!» Взгляды Франты Ламача и Пепика Шпички встретились. Они узнали друг друга и поняли, о чем каждый из них думает.

Ламач считал, как, впрочем, и все остальные, что Якуб будет дома один. Поэтому, увидев Шпичку, он пришел в ярость и угрожающе замахал руками. Шпичка не выдержал. Он отодвинул занавеску, открыл окно и крикнул:

— Черт возьми, катись отсюда, болван, пока я тебя чем-нибудь не огрел!

Ламач нагнулся за камнем.

Бурда, поняв, что происходит, попытался остановить Ламача, но не смог.

Шпичка в последний момент прихлопнул окно, но отскочить не успел. Раздался звон разбитого стекла, посыпались мелкие осколки.

В зал пока поступает печальная информация о том, что связь с верхами установить не удалось. «Попытайтесь еще раз!» — раздаются команды.

А летчики самолета-нарушителя готовы были обидеться: мы тут летаем вроде как друзья и никому не угрожаем, а он хочет прижать нас к земле, словно каких-то злодеев. Видно, парень не из воспитанных. Повернем назад или позволим заставить затащить себя в их стойло? Но это только в крайнем случае. По всему видно, что этот боевой парень к тому же порядочный плут. Сначала наблюдал за нами снизу, а теперь, смотри-ка, всячески избегает попасть нам на мушку. Действует вполне серьезно, с ним шутки плохи. Лучше повернуть. А пока дело терпимое. Положение еще не критическое, пусть не воображает, что мы удираем.

Описав крутой вираж, Вацлав пронесся метрах в двадцати над чужим истребителем. Когда позже будут анализировать этот маневр и просматривать фотопленку, все станут качать головами, но Вацлав попросту промолчит и не даст никаких пояснений. Ведь это его последний вылет, и пусть никто не думает, что чехословацкие летчики были слабаками. Чужой истребитель закачался и беспомощно нырнул вниз метров на двести. Дивочак сказал бы в этом случае: «Такие штучки мне по нутру, тут ты подрезал им крылья».

— Ах ты негодяй!

— Ну и дает!

Примерно так прозвучали восклицания двух летчиков после того, как они стабилизировали положение своего самолета.

Однако обоим стало ясно, что спектакль кончается.

— Шутки в сторону, давай полные обороты!

Чужой самолет начал набирать скорость, одновременно повернув на юго-запад.

— Собираются удирать. Жду двадцать секунд!

Вацлав приготовил ракеты для пуска. И, немного помедлив, решительно зарядил все три пушки. Все равно терять нечего — или пан или пропал!

«Вы летите над страной, которая для меня является родиной. Назад не уйдете!»

— Оперативный дежурный будет на линии с минуты на минуту, — услышал подполковник Баштырш сообщение об очередной попытке выйти на связь.

Что же делают оперативный дежурный и его помощники? Завтракают? Совещаются?

Подполковник Баштырш только махнул рукой. «С минуты на минуту!» А у Вацлава всего двадцать секунд!

Если бы все это услышали военные из тех штабов, откуда поступил приказ о проведении полета истребителя, они с удовлетворением потирали бы руки: насчет командования, видимо, дела обстоят благополучно, а вот связь хромает. И они с оптимизмом стали бы посматривать в сторону востока.

— Связь установить не удалось, все теперь зависит от тебя! — крикнул подполковник Баштырш.

— К чертям! — ответил Вацлав и все свое внимание сосредоточил на собственных действиях.

Потребуется еще несколько секунд, прежде чем чужой самолет достигнет такой же скорости, с какой летит Вацлав. Его самолет на большом вираже в течение всех этих секунд будет не только сближаться с самолетом-нарушителем, но и иметь время, чтобы взять его на прицел.

Ракеты и пушки готовы.

Вацлав уже отбросил все ненужные мысли. Сейчас он целиком слился с машиной, стал ее составной частью, ее мозгом.

— Что здесь творится? — вдруг взвизгнул майор Некуда.

Подполковник Баштырш, у которого нервы были не менее напряжены, чем у Вацлава, вздрогнул.

— Речь не идет, конечно, о боевом столкновении! Вы ведь не думаете стрелять! Немедленно прекратите это! — крикнул Некуда.

Баштырш почти инстинктивно нажал кнопку микрофона и сказал:

— Момент!

И больше ничего. А потом он почувствовал желание схватить этого майора за воротник и выбросить его из окна. Но это было уже ни к чему. И никому не было бы интересно узнать, что с языка майора Некуды готов был сорваться крик: «Ведь там же люди!»

59